Я узнала о трагедии нашей семьи в 2001-м. Это был чудесный июльский день, лучи солнца как-то по-особенному отражались в волнах Рейна. Сдав все мудреные экзамены, с чистой совестью приехала в Германию к своему отцу на каникулы. Я была по-настоящему счастлива: в зачетке красовались только пятерки, меня перевели на второй курс журфака, я строила новые творческие планы. Мною гордились отец и мой дед, который тоже приехал в гости к своему сыну из Канады. Мы сидели в какой-то очаровательной кафешке. Музыканты исполняли одну песню за другой ― пели о любви. «Ты знаешь, не люблю немецкие песни, ― сказал грустно дед Израиль, ― даже лирические, романтические звучат как марши. Да и чего можно ждать от воинствующей нации? До сих пор не могу простить им смерти Бориса».
Как только началась война, Борис сразу же поступил на курсы подготовки в артиллерийское училище. Через месяц ему выдали ту самую шинель, буденновку и, посадив на поезд, отправили воевать. Больше никто из родных его никогда не увидит. Похоронку на Бориса Киблицкого принесут его невесте, которая, не успев стать женой, овдовела. Но этот клочок бумаги сразу же исчезнет, как только попадет в руки обезумевшей от горя матери: всю оставшуюся жизнь моя прабабушка будет надеяться на чудо, ожидая у окна своего старшенького. Никто из домочадцев даже не помышлял поднять тему о поиске места захоронения Бори. Поэтому малолетний Изя дал себе слово вырасти и найти могилу своего брата.

Шли годы. Израиль с отличием оканчивает институт, получив диплом инженера, женится на очаровательной докторше Рахили. В его молодой семье рождаются двое мальчишек ― Иося, в будущем мой отец, и Славик. Внешне жизнь протекала своим чередом: мой дед исправно ходил на все партсобрания, ответственно сдавал каждый госзаказ, прекрасно справлялся с обязанностями мужа и отца. Но никто не догадывался, как его сердце разрывается от боли из-за потери любимого брата, от горечи, что он не знает, где захоронен его прах. Он пишет запрос за запросом в военкоматы, в военные архивы. Не получая ответа, снова берется за бумагу. И вот Израиля Львовича Киблицкого, как перспективного руководителя, из Ташкента переводят в подмосковный город Ступино, а сама семья поселяется в Климовске.

В маленькой комнате переполненной людьми коммунальной квартиры мой дед снова по вечерам пишет запросы. Пишет в надежде, что его новая должность ― директора металлургического предприятия - сможет каким-то чудесным образом помочь в поиске брата. И чудо действительно произошло… в 1967-м пришел долгожданный ответ Министерства обороны СССР. Из отдела учета персональных потерь сержантов и солдат Советской армии сообщили, что «рядовой 34-й стрелковой бригады Киблицкий Борис Львович, уроженец Одесской области города Первомайска, призванный в СА Октябрьским РВК г. Ташкента, значится погибшим 26 декабря 1941 года. Похоронен: село Шатеево, Тульской области». Оказалось, что в конце декабря 41-го 34-я стрелковая бригада 49-й Армии вела боевые действия в районе села Недельное Малоярославского района. Это была настоящая мясорубка, которая перемолотила многие человеческие жизни. Среди многочисленных имен погибших красноармейцев значилось и имя Бориса Киблицкого.

Боже! Тульская область ― это же совсем рядом… Дед сразу же взял свою заводскую черную «Волгу» и отправился в дорогу. Но путь оказался непростым: представленные в документе ориентиры утратили свою силу. В конце 50-х село Шатеево стало входить в состав населенных пунктов Калужской области, но самое ужасное заключалось в другом ― братской могилы в этой деревне больше не было. В поисках хоть каких-то зацепок при розысках праха брата, Израиль Киблицкий обращается с вопросами к местным жителям, которые рассказали, что в 1957-м году останки из братской могилы в Шатеево были перезахоронены в братскую могилу другого села ― Недельное… Мой дед снова отправляется на поиски.

Мемориал находился неподалеку от разрушенного храма, который в том страшном декабре 1941 года был некой высотой ― село Недельное сдавали и освобождали три раза. Уже смеркалось. Перед большой братской могилой виднелись скульптурные силуэты двух комсомольцев ― судя по всему, героев романа «Молодая гвардия». На небольшой мемориальной доске были выгравированы бесконечные имена. Сдерживая слезы, мой дед искал свое, родное… не находил, не верил… снова перечитывал, не желая верить глазам своим, ощупывал пальцами каждую букву. Но Бориса Киблицкого там не было.

А тем временем черная заводская «Волга» успела напугать местную власть. Из ниоткуда появился сотрудник военкомата, который рассказал, что в братской могиле лежат 1577 солдат и офицеров Красной армии, а вот высечь имя каждого невозможно. Однако, в свою очередь, заверил, что имя Бориса Киблицкого обязательно появится уже в ближайшую юбилейную дату Победы. Не появилось ни в ближайшую юбилейную дату, ни в следующую.
В 1980-м перед эмиграцией в Израиль дедушка снова будет в Недельном, чтобы попрощаться с братом. Он знал, что больше в СССР никогда не вернется. Через год, в 1981-м, на могилу приедет и мой отец, уже перед своим отъездом в Германию. Папа сделает черно-белый снимок на память. На память о том, что в стране, победившей фашизм, не помнят о своих солдатах и офицерах.

— Я улетал с тяжелым грузом на сердце, ― говорил мой дед Израиль. ― Найти-то ― нашел, а вот память не увековечил. Не мог себе простить эту безымянность. Честно, я не могу умереть спокойно, зная о том, что мой брат остался без имени. Он был совсем юным, добрым и чистым. Он не заслужил этого беспамятства.

От услышанного у меня в горле сжался комок. Боже, я выбрала журналистику для того, чтобы хоть каким-то образом добиваться справедливости для кого-то, а тут моя же собственная семья столкнулась с таким равнодушием. И вроде бы ничего не изменилось: внешне этот июльский день был таким же чудесным, лучи солнца так же по-особенному отражались в волнах Рейна, в очаровательной кафешке музыканты исполняли одну песню за другой ― пели о любви, но песни больше походили на марши. Во мне что-то вдруг перевернулось, и я сама себе дала клятву, что обязательно, обязательно найду могилу Бориса и во что бы то ни стало сделаю все возможное, чтобы его имя появилось на той общей могильной плите.

Судьба… она складывается из каких-то параллелей, на первый взгляд, нелогичных пересечений людских встреч и историй… И всплывший в моей голове путь продвижения 49-й Армии, обозначенный на школьном стенде, вдруг приобрел для меня особую значимость, особую ценность. Кто-то скажет, что это стечение обстоятельств: мой отец приехал в подмосковный Климовск из Узбекистана, моя мама попала в Серпухов по распределению из Архангельска, а в результате я живу в часе езды на машине от могилы нашего Бориса. И я скажу, что это судьба: получается, что мой совсем юный двоюродный дед освобождал от захватчиков землю на которой будет жить его внучатая племянница.
Я отправилась в Малоярославецкий район. Дорога долго петляла через леса. И вот на моем пути появилась та самая церковь, только она уже была полностью восстановлена и в свете фонарей сияла в своем великолепии. Но стоило мне чуть проехать дальше, как я окончательно заблудилась. Дорогую мне могилу приходилось разыскивать с большим трудом. Старая ограда, которая в том далеком 57-м была выкорчевана с территории прихода и перенесена на братское захоронение, под бременем лет покосилась. В проемы для замка кто-то впихнул еловые ветки ― видно, для того, чтобы калитка не открывалась. Я увидела те знакомые по черно-белой фотографии скульптурные силуэты, увидела ту могильную плиту… Я так же, как и мой родной дед более пятидесяти лет назад, еле сдерживая слезы, искала среди сотен имен свое, родное. Искала, искала, но… так и не нашла. Теперь настала моя очередь писать запросы в Подольский архив Минобороны и собирать все необходимые документы для восстановления справедливости.

У меня в руках оказалась целая пачка документов, справок, бумажек. Все это было представлено в администрацию сельского поселения Недельное. Его глава Владимир Саратов сразу же проникся нашей семейной историей, и в итоге 9 мая 2010 года на основании представленных документов по решению местного Совета депутатов имя Бориса Львовича Киблицкого появилось на мраморе. Я никогда не покупала венков, но именно в тот день мне захотелось найти самый красивый, самый яркий. Долго искала, долго выбирала, в итоге остановилась на золотых лилиях: золото — символ силы и справедливости. В нашей семье историческая справедливость спустя 69 лет все же восторжествовала.

― Яночка, когда поедешь к Борису, обязательно положи на могилу камень, так надо, ― плакала в телефонную трубку моя бабушка Рахиль. Мой дед Израиль пытался сдерживать слезы, но все же никак не мог скрыть то трепетное волнение, которое его переполняло. Он был по-настоящему счастлив, что наконец начатое им дело было доведено до конца. Мы с супругом продолжили старую еврейскую традицию ― у изголовья братской могилы положили небольшой камень. Хотя, может быть, нужно было положить и больше камней. Борис был не единственным евреем, который здесь похоронен, который отдал свою жизнь за Россию. Поэтому через несколько лет раввин Зеев Вагнер в селе Недельное прочел поминальную молитву по всем погибшим в окрестностях села Недельное евреям-красноармейцам, которые лежат в одной могиле с татарами, чеченцами, украинцами, русскими... Познакомившись с раввином Вагнером и узнав о том, что в Тульской общине существует проект «Память имен», когда члены общины выезжают на место захоронений советских войск и читают поминальные молитвы о красноармейцах-евреях, я как-то не решалась попросить раввина Зеева посетить Недельное. Он предложил это сам. И вот сентябрьским днем, когда листва окрасилась в золото, в то же самое золото силы и справедливости, над братской могилой в селе Недельное звучали распевные слова молитвы, которых я не понимала, но в которых слышался  плач.

А 26 декабря в день Памяти я зажгу свечу за Бориса. Об этой трагедии нашей семьи я еще раз расскажу своим двум сыновьям и полуторагодовалой дочуре. Конечно, они многого еще не понимают и не осознают. Но это пока и не важно. Главное ― помнят. Помнить ― значит жить.